Мартеновская печь год: Что такое мартеновская печь

В России остановили последнюю крупнейшую мартеновскую печь — РБК

Выксунский завод прекратил работу последней крупнейшей в стране мартеновской печи. Закрытие запущенной еще в XIX веке установки, как считают на предприятии, на 90% снизит количество вредных выбросов в атмосферу

Рабочие в мартеновском цехе Выксунского металлургического завода. 1 марта 2018 года (Фото: Евгений Биятов / РИА Новости)

Работа крупнейшей в России мартеновской печи на входящем в состав Объединенной металлургической компании (ОМК) Выксунском металлургическом заводе в Нижегородской области остановлена, говорится в поступившем в РБК сообщении ОМК.

Разработанная французским металлургом Пьером Мартеном в 1864 году и запущенная в 1865-м технология сегодня устарела: для выплавки в печь вдувают сильно разогретую смесь горючего газа и воздуха, и продукты горения в изобилии попадают в атмосферу.

«Закрытие мартеновского производства на 90% снизит количество вредных выбросов», — заявил на церемонии закрытия председатель совета директоров ОМК Анатолий Седых. Все сотрудники мартеновского цеха, по его данным, будут трудоустроены «на новые, более безопасные и более квалифицированные места».

Остановка мартена на Выксунском заводе, как заметил председатель совета директоров ОМК, означает завершение 150-летней эпохи «царствования» мартенов в мировой металлургии и практически полный переход российской промышленности на более прогрессивные технологии производства стали. «Уходит целая историческая эпоха в развитии металлургии, но вместе с этим улучшится экологическая обстановка, существенно сократятся рабочие места с вредными условиями труда», — сказал Седых на церемонии закрытия мартеновского цеха ВМЗ.

adv.rbc.ru

Как отмечается в сообщении ОМК, 23 марта заканчивает свою работу последняя в стране крупная мартеновская печь. На эту церемонию компания пригласила правнучку разработчика технологии Пьера Мартена мадам Катрин Колганофф.

adv.rbc.ru

Мартеновская печь на территории Нижне-Выксунского завода была построена в 1892 году. В первые годы освоения мартеновское производство дало здесь 40% роста производства стали. Сейчас предприятие является крупнейшим отечественным производителем стальных труб и железнодорожных колес.

История закрытого в пятницу сталеплавильного цеха насчитывает 85 лет. За это время объем выплавленной стали составил почти 25 млн т, сообщили в ОМК. Оборудование будет законсервировано, дальнейшие планы в его отношении, а также в использовании территории цеха будут определены до конца текущего года.

«Конечно, мне обидно, что так произойдет [и работа печи будет остановлена]», — отмечал в беседе с порталом «Нижний Новгород онлайн» технолог мартеновского цеха Алексей. «Я сюда пришел в 18 лет, потом отслужил в армии и вернулся на производство. Больше 25 лет в этом цехе отслужил. Но время диктует свое — приходится осваивать более современные технологии», — добавил он.

Мартен представляет собой печь для переработки передельного чугуна и лома в сталь нужного химического состава и качества. Это происходит в три этапа: плавление, окисление и раскисление. Общий процесс получения стали в мартеновской печи занимает от пяти до восьми часов.

В России первая мартеновская печь была запущена в 1870 году на Сормовском заводе в Нижнем Новгороде. В 1990 году объем выпуска мартеновской стали в России составлял 55%, а в 2008 году сократился до 18%. С 1970-х годов строить новые мартеновские печи в мире перестали. По результатам 2008 года на мартеновский способ производства приходилось только 2,2% мировой выплавки стали.

По данным на август 2009 года, мартеновские печи в России действовали на Выксунском металлургическом заводе (две), Гурьевском металлургическом заводе (две) в Кемеровской области, Бежицком сталеплавильном заводе в Брянске, металлургическом заводе «Петросталь» в Санкт-Петербурге, Таганрогском металлургическом заводе, Челябинском трубопрокатном заводе, Чусовском, Ижевском и Омутнинском металлургических заводах, а также на Челябинском металлургическом комбинате.

Конец эпохи: закрыта последняя мартеновская печь в России. Фотогалерея — Дарья Антонова

Дарья Антонова, 26 марта 2018, 12:52 — REGNUM На минувшей неделе произошло знаковое событие для всей отечественной металлургии, на Выксунском-металлургическом заводе (ВМЗ) была выведена из производства крупнейшая мартеновская печь в России.

Работа кипит

Дарья Антонова © ИА REGNUM

ВМЗ — один из старейших и крупнейших металлургических российских заводов. Основу продукции составляют железнодорожные колеса и стальные сварные трубы. Несмотря на то, что Россия уже достаточно давно начала переход на новейшие технологии плавления и полный отказ от устаревшего мартеновского способа, тем не менее до недавнего времени на ВМЗ функционировало две такие печи, последняя из которых прекратила свою работу 23 марта 2018 года.

История закрытого сталеплавильного цеха насчитывает 85 лет, за это время объем выплавленной на заводе стали составил почти 25 миллионов тонн. Теперь же оборудование мартеновского цеха будет законсервировано, сотрудники сталеплавильного цеха ВМЗ переведены в другие подразделения предприятия.

Находиться у раскалённой печи очень трудно

Дарья Антонова © ИА REGNUM

Печь, получившая впоследствии имя своего создателя, была разработана в 1864 году французским инженером — металлургом Пьером Эмилем Мартеном. В России же первая такая печь была запущена в 1870 году на нижегородском Сормовском заводе.

Принцип работы мартеновской печи заключается в переработке чугуна и металлического лома, в результате чего получают жидкую субстанцию без вредных примесей, что, в свою очередь, позволяет контролировать качество металла и, добавляя в него определенные вещества, получать на выходе сталь с необходимыми свойствами.

Измельченный металлический лом

Дарья Антонова © ИА REGNUM

Готовая сталь выливается в разливочный ковш

Дарья Антонова © ИА REGNUM

В торжественной церемонии закрытия мартеновского цеха ВМЗ приняли участие и. о. вице-губернатора, первого заместителя председателя правительства Нижегородской области Евгений Люлин, председатель совета директоров Объединённой металлургической компании (ОМК) Анатолий Седых, управляющий директор ВМЗ Александр Барыков, глава местного самоуправления городского округа г. Выкса Владимир Кочетков, правнучка Пьера Мартена, создателя технологии, Катрин Колганофф (Франция), передовики и ветераны мартеновского производства.

«Сегодня в нашем сердце и грусть и радость. Уходит целая историческая эпоха в развитии металлургии, но вместе с этим улучшится экологическая обстановка, существенно сократятся рабочие места с вредными условиями труда. Сейчас идет уже освоение центра финишной обработки труб, в конце года запустим цех по производству насосно-компрессорных труб, в планах — строительство производства бесшовных. В ближайшие годы на ВМЗ будет создано около 2 тыс. новых рабочих мест, а инвестиции значительно превысят один миллиард долларов», — сказал председатель совета директоров ОМК Анатолий Седых на торжественной церемонии закрытия мартеновского цеха ВМЗ.

Студенты МИСиС наблюдают за последней плавкой

Дарья Антонова © ИА REGNUM

Разливочный кран

Дарья Антонова © ИА REGNUM

На сегодняшний день практически во всем мире, за исключением Украины и Индии, отказались от использования мартеновский печей, осуществив переход на новое электроплавильное производство. Основная причина отказа — сильное загрязнение окружающей среды, да и с экономической точки зрения мартеновский способ невыгоден. Выплавка стали в мартене занимает более семи часов, в то же время современное оборудование справится с этой задачей всего за час. Ко всему прочему процесс плавки в мартене очень трудоёмок и опасен, недаром герои-сталевары, работающие ежедневно в тяжелейших условиях, были воспеты в советских фильмах и песнях. Поэтому, хоть в день закрытия печи на лицах работников мартеновского цеха читалась грусть, хочется верить в то, что переход на новые технологии принесет пользу отечественной металлургии.

Работники ВМЗ пришли попрощаться с историей

Дарья Антонова © ИА REGNUM

Мартеновская печь, Применение мартеновской печи, Производители мартеновских печей, Процесс мартеновской печи

Введение: Мартеновская печь является старейшим методом плавки чугуна для производства стали. Сталь, имеющую высокую температуру плавления, нельзя расплавить с помощью обычно используемой fu rnace. Используя метод регенеративного сжигания, можно получить до 1600 ° C тепла, необходимого для плавки чугуна в стали.

История : Первая мартеновская печь могла быть использована в 8 веке нашей эры, но первое коммерческое использование для производства стали было сделано в 19 веке. Хорошо известная и широко используемая регенеративная печь Симена была разработана примерно в 1850 году сэром Вильгельмом Сименсом.

Работая при высокой температуре, этот процесс может сэкономить почти 80% топлива за счет использования регенеративного предварительного нагрева топлива. Однако процесс не удался, поскольку расплавилась и футеровка печи.

Позже французские отец и сын инженеры Пьер-Эмиль Мартен получили лицензию от Siemens. Они модифицировали его и назвали процесс регенеративным, а печь — мартеновской. Мартинс разработал печь с термостойкой облицовкой стен. Процесс, известный как процесс Симен-Мартинс, начался в 1864 году. В течение 100 лет процесс Симен-Мартинс и мартеновская печь доминировали в сталелитейной промышленности. Однако в 20 веке этот процесс был заменен более эффективными методами, такими как электродуговая печь и конвертер 9.0016

Процесс мартеновской плавки (Siemens Process): Мартеновская печь Siemens-Martin состоит из верхней и нижней печи. Верхняя печь предназначена для плавки металла, а нижняя печь представляет собой регенеративную камеру, в которой воздух для горения и генераторный газ предварительно нагреваются. В этом процессе выхлопные газы из печи перекачиваются в камеру, содержащую кирпичи, где тепло от газов передается кирпичам. Затем поток печи меняется на противоположный, так что топливо и воздух проходят через камеру и нагреваются кирпичами. Благодаря этому процессу температура достигает 1800°C, что достаточно для плавления стали.

Для удаления элементов или примесей, таких как углерод, марганец, кремний, фосфор и другие элементы, вещества либо окисляются и выделяются в виде газа, либо всплывают на поверхность жидкой стали.

Мартеновская печь Применение: Обычный размер печей составляет от 50 до 100 тонн, но для некоторых специальных процессов они могут иметь мощность 250 или даже 500 тонн. Многие страны, включая США, прекратили использование открытого очага. Почти половина стали, производимой в мартеновских печах, остается на Украине.

Преимущества мартеновской печи : Этот процесс является экономичным, поскольку при использовании регенеративного сжигания тепла производится с меньшим расходом топлива.
В отличие от обычной печи, здесь температура печи может быть увеличена до 1800°C и может быть произведено почти 600 тонн стали.

 

Мартеновская печь: Глава в стали. II

Сохраненные истории

I

ПЕТЬ, русский плавильщик, вышел на галерею за печами, и по тому, как он осмотрел яму, я понял, что он набирает человека для работы в печи. Кто-то остался снаружи, и им не хватало помощника. Он посмотрел на толстого рабочего рядом со мной, а затем хмыкнул.

Это был уже третий раз, когда он выбрал русских, отдав предпочтение нам, сербам, австрийцам и американцам.

На следующий день я занялся Питом.

– Как насчет шанса на полу? – спросил я, стоя перед ним, чтобы он не шатнулся.

‘Да’ есть шанс ‘мифф, не’ волнуйся.’

‘Если я не смогу получить. Если я выучу эту игру здесь, в Бутоне, я пойду куда-нибудь, где смогу, — сказал я, немного вскипая.

Дик Ребер, пенсильванско-голландский плавильщик, подошел.

«Мне нужен шанс на полу», — сказал я.

«Хорошо, мальчик, иди сегодня на номер 7».

Я помчался к номеру 7. «Он делает это, — подумал я, беря лопату, — потому что я американец? ‘

Я поднял взгляд и увидел, как большой ковш выливает горячий металл в желоб в дверце топки, сопровождаемый огромным вихрем искр и пламени.

«Наконец-то, — сказал я, — я собираюсь производить сталь». вплоть до проржавевшей трубы или полосок толщиной с ваш гвоздь, спасенных в тюках. Мостовой кран собирает их всех из прибывающих платформ с помощью магнита размером с тележное колесо; куски стали прыгают навстречу магниту с явной радостью, крепко прилипают на мгновение и падают в железные зарядные ящики. Составами они выезжают со скотного двора на мельницу, где рельсы проходят прямо перед топочными дверями. Там загрузочная машина быстро сбрасывает их в горячее чрево печи. Старые печи, загружаемые вручную, вмещают около десяти тонн; новый, от 250 до 300 тонн «теплый».

Это первый шаг к тому, чтобы начать «плавить», что означает варку брюшка до температуры, необходимой для стали, готовой к использованию в ковше для изготовления слитков. Далее идет изготовление «передней стены». Никакой уважающий себя кирпич, глина или любое другое вещество не выдержит нагрузки металла до стального каления, не будучи сразу временно перестроенным для следующего броска пламени. Мы делаем эту перефутеровку, засыпая доломит в печь. Чиновник, известный как второй помощник, держит ложку Бробдингнага, примерно на два дюйма больше, чем обеденная тарелка, и пятнадцать футов в длину, которую пара третьих помощников, в том числе и я, наполняет доломитом. Используя ложку, второй помощник наносит защитный ион на переднюю стенку.

Но спортивная работа на мартеновской печи происходит немного позже и состоит в том, чтобы сделать «заднюю стенку». в открытую дверь, швыряя лопаты через пылающую пустоту к дальней стене. Это не работа для новичков. Вы должны взмахнуть своим оружием по широкой дуге, чтобы дать ему «крыло», и эта штука должна отпрыгнуть сразу за дверцей топки и подняться достаточно высоко, чтобы преодолеть обломки между ними и высоко приземлиться. Я говорю, что это работа не для новичков, хотя это как в гольфе — первая лопата может стать победителем. Что придает жизни этому виду спорта, так это тот факт, что в нем участвуют все: это командная игра с открытым очагом, как дом в общине.

Еще одна вещь, дающая жизнь, — это тепло. Горловина печи зияет шире всего, и вы должны крепко прижаться друг к другу, чтобы доставить содержимое. У каждого мужчины на носу надеты сильно прокуренные очки, когда он стоит лицом к печи. Он должен смотреть ей в горло, смотреть, куда падает доломит. Его дело «разложить» свои вещи — очередь не идет по жаре, руки греть. Вот совет, который я не сообразил на своем первом бэкстенде. Поднимите левую руку высоко в конце дуги и перед лицом; это мгновенно уменьшит жар и позволит вам увидеть, если вы «поместили», не дрогнув. Дело, собственно, не в мускулах, — делать заднюю стенку, — а в ловком замахе, и в хорошем глазом, и в искусстве не обращать внимания на жару.

После того, как это будет сделано, она может какое-то время готовить, и ей нужно только наблюдать. Первый помощник дает ей это, проходя туда-сюда каждые несколько минут, чтобы заглянуть в глазки в ее дверцах топки. Он надевает очки на нос, осматривает напиток и замечает, в порядке ли ее желудок. Если кирпичи станут такими же красными, как газовое пламя, она выжжет из нее живую подкладку. Но он держит газ, дующий в ее концы, настолько горячим, насколько она может выдержать без крика. С обоих концов газ, а сверху воздух. Первый помощник, повар печи, делает из них соответствующую смесь. Чем горячее он сможет пропустить газ, тем быстрее сварится варево и тем больше «тоннажа» он заработает за неделю.

«Принеси мне тридцать тысяч фунтов», — сказал первый помощник, когда я был в печи в ту первую ночь. Пятнадцать тонн расплавленного металла! Я не решил, принести ли его в ковшике или в моей шляпе. Но это не более чем бег наверх за платком в бюро. Вы поднимаетесь на платформу возле воздуходувки, где производится материал, и находите там человека с книгой. Ударьте его по руке и скажите: «Тридцать тысяч» за Номер 7. Он будет умеренно ругаться и дуть в свисток. Вы возвращаетесь к печи, а за вами следует паровоз, тащащий ведро — ковш — десяти футов высотой. Из него исходят пары ваших пятнадцати тонн раскаленного металла. Мостовой кран поднимает его и выливает через желоб в печь. Когда он входит, вы стоите и руководите заливкой. Крановщик, когда он наклоняет или поднимает ковш, следит за вами в поисках направления, а вы стоите и делаете плавные движения одной рукой, таким образом легко и просто контролируя поток пятнадцати тонн. Эта часть работы всегда доставляла мне удовольствие. Это было похоже на моделирование Ниагары мановением руки. Иногда он немного проливается, и возникает вихрь искр, и перед дверью много расплавленного металла, на который можно наступить.

Она готовит от десяти до двадцати четырех часов. Рекорд на этом этаже — десять, его побил Джок. Он работал на большинстве мартенов от Шотландии до Колорадо.

Когда придет время теста, первый помощник возьмет ложку размером с вашу ладонь и зачерпнет немного супа. Но не по вкусу. Он выливает его в форму и, когда слиток остынет, разбивает его кувалдой. Все на печи, за исключением меня, смотрят на битый металл и мудро улыбаются. Я недостаточно повар. Они знают по крупицам, если у нее слишком много углерода, или нужно больше, или она готова использовать, или нет. Из-за слишком большого количества углерода ей понадобится «перегонка», то есть еще несколько тонн горячего металла, чтобы ее похудеть.

Это примерно вся игра — сокращенно — до времени касания. Это занимает в среднем восемнадцать часов, а ваша смена может быть любой, от десяти до двадцати четырех. Конечно, есть такие детали, как засыпание фтористого шпата лопатой для разбавления шлака. Убедитесь, что вы очистили грудь печи своей лопатой, когда будете класть это в нее. Спар ест доломит, как мыши едят сыр.

Периодически первая помощница наклоняет всю печь вперед, а сама выбегает в дверцы, чтобы слить шлак, всплывающий поверх варки. Но после большой усталости наступает время постукивания, и «большой босс» приходит проконтролировать.

В это время отодвиньте ставни, закрывающие круглые глазки на ее дверях, и вы увидите, как варево пенится, как солодовый завтрак, готовый к употреблению. Но есть много тестов перед подачей. Когда он будет готов, вы бежите к тому месту, где спрятали маленькую плоскую марганцевую лопатку, и несете ее на галерею за печью, возле крана. Там вы можете посмотреть вниз на «яму», усеянную этими гигантскими ковшами и обсыпанную уборщиками, которые мучительно собирают все, что пролилось или расплескалось из горячего металла и сохранено для второй плавки. Все подметает вездесущий журавль.

В надлежащий и выбранный момент старший плавильщик кричит: «Эй!», и огромная печь перекатывается на бок на паре гигантских коромыслов и направляет горлышко глины в ковш, удерживаемый краном. Прежде чем хлынет горячий суп, второй помощник должен «распутать» ее. Никогда не знаешь, когда будет достигнут желаемый, но потрясающий результат. Когда это происходит, вы уходите в отставку так же, как от взрывающейся нефтяной скважины. Настой рассыпчатый. Он выходит красный и швыряет пламя. В ковш он падает с шипением и ужасающим «всплеском».0016

Первые и вторые помощники сразу усугубляют ситуацию. Они, шатаясь, несут мешки с мелким антрацитом и бросают их в беспорядок. Они имеют самый убийственный эффект. Языки пламени ударяются о крышу ямы, качаются и сердито вьются вдоль хрупкой платформы, на которой вы стоите. Некоторые оккультные рассуждения подсказывают им, сколько таких мешков нужно бросить, чтобы устроить пожар или умеренный поджог дома.

Плавильщик ждет несколько минут, а затем кричит вашу реплику. Вы и еще один помощник быстро бежите по галерее в сторону водостока. У ваших ног куча марганца, одного из самых тяжелых веществ в мире, и кажется, что он еще тяжелее. Ваша задача и ваш помощник — положить кучу в котел. Ожидается, что вы получите его быстро. Вы делаете.

Почти всегда нужно наполнить два ковша, но между ними есть «заклинание». Когда ее постучат, вы берете кусок листового железа и накрываете им носик. Это еще одна работа, чтобы согреть обмороженные пальцы.

Еще один шаг, и варево станет слитком. В яму ведут несколько путей, и в сезоны заезжает поезд из вагонов, привозящих вертикальные изложницы. Они стоят около семи футов в высоту от своих квартир. Когда ковш наполняется и немного пускает слюни, крановщик осторожно качает его над первой формой. Вровень с основанием ковша и над цепью изложниц проходит разливочная платформа, на которой стоят слитки.

С помощью стержней пробка освобождается от небольшого отверстия в дне ковша. Через несколько секунд струя заполняет форму, и дежурный перекрывает сталь, как мальчишка кран. Ковш плавно качается по линии, и в каждую форму впрыскивается необходимое количество металлического пламени. Эшелон стали отливается за несколько минут.

Но это когда все предзнаменования благоприятны. Это когда стоппер не допустил ошибок. Но когда стержни заедают и стопор не останавливается, смотрите под ноги и закрывайте лицо. Этот бурный маленький ручеек продолжает течь, и ничто из того, что могут сделать отчаявшиеся люди на платформе для излива, вряд ли сможет его остановить. Вскоре одна изложница заполнена, но ковш продолжает разливаться, а впереди еще двадцать тонн стали. Нельзя делать стальной пол для ямы. Он должен попасть в эти формы. Итак, крановщик подбрасывает ее к следующей литейной форме, и струя бьет ключом. Это как набирать воду из чайника в раковину проколотым ковшом. Половина уходит на кухонный пол. Но брызги расплавленного металла гораздо интереснее. Несколько маленьких сгустков поражают плоть, как раскаленные пули. Итак, когда крановщик собирается пустить ручеек вниз по линии, рабочие на платформе ведут себя как испуганные рыбы в мельничном пруду. Затем, пока форма заполняется, они возвращаются, чтобы бросить определенные ингредиенты в охлаждающийся металл.

Эти слитки, когда они выходят из литейных форм в виде чистой стали, впечатляют, особенно на ночном повороте. Затем каждый встает против ночного воздуха, подобного массивному монументу закаленного огня. Пройдите мимо них и посмотрите, какие они колоссальные излучатели тепла. Их ежедневно целые поезда вывозят из карьера на цветочную мельницу. Но мое заклинание с ними сделано.

II

Я стоял за печью, возле желоба, а Ник, второй помощник, рядом со мной, что-то кричал мне в лицо на англо-сербском. Это был худощавый серб с землистым лицом, с черными волосами под зеленой фуражкой, всегда на затылке. Рубашка его была разорвана на обоих рукавах и расстегнута почти до пояса, и в зыбком свете мельницы его грудь и живот блестели от пота.

‘ Будь ты проклят, что ты думаешь! Поймай меня» — длинное сербское размытие, здесь — «носик, быстро макака» — более сербское, с громадным голосом, «подойдет булава, понимаете?» Вы понимаете, что грязь!

Когда мужчина говорит вам это с глубоким чувством, кажется оскорбительным сказать «Что?» Но я так и сделал.

— Ладно, ладно, — сказал он; «какого черта, я заберу себе всю работу», — здесь размыто, — «сукин сын — третий помощник — тачка, почему ты побыстрее, когда я говорю!»

— Ладно, ладно, сделаю, — сказал я и ушел. Никогда в жизни меня так не впечатляла необходимость делать это. Его язык и жест были глубоко выразительны — чего? Я попытался сконцентрироваться на фразах, которые просочились сквозь эмоции и сербский язык на английский. «Тачка» — держитесь; «грязь» — это просто: тачка грязи. Хороший!

Я взял его на другом конце мельницы напротив № 5.

«Не используйте эту лопату для грязи!» — сказал второй помощник № 4.

Так что нет.

Я повернул обратно в галерею за Седьмой и увидел Ника, выходящего на меня. Когда он увидел мою с таким трудом добытую грязь, я подумал, что он сейчас перережет веревки в горле.

«Черт!» — сказал он, когда восстановилась артикуляция, — «Говорю тебе, возьми тачку доломита, полтачки глины и ведро воды, и смотри, что принесешь!» воды ногами.

— Ну ладно, — сказал я, улыбаясь, как череп, — я думал, ты сказал грязь. Я получу, я получу это».

Это достаточно забавно в первый день; вы можете уйти и посмеяться над собой над странными словами, которые используют иностранцы. Но через семь дней, по четырнадцать часов, он проникает под кожу, жжет по нервам, как печной жар по амису, когда делаешь заднюю стенку. Однажды мне вдруг пришло в голову, после того как кто-то живописно отругал меня за то, что я не знаю, где находится что-то, о чем я никогда не слышал, что это то, что терпит каждый работяга-иммигрант; в основном это был вопрос языка, понимания, знания названий вещей, использования вещей, языка босса. Вот этот сербский второй помощник командовал своим третьим помощником в основном на незнакомом языке, и последний получил полный эмоциональный опыт иммигранта. Я подумал о Билле, пит-боссе, который велел работяге сделать за него уборку, а когда работяга сказал: «Что?», он повернулся ко мне и сказал: «Разве эти работяги не тупые?»

Большинство фальстартов, ненужных движений, недоразумений, драк, ожогов, несчастных случаев, нервных потрясений и отчаяния души отпали бы, если бы было понимание — общий язык, как ума, так и языка.

Но потом, подумал я, все это может быть из-за того, что я слишком чувствителен. У меня были сомнения, пока однажды я не встретил Джека. Это был старый сержант регулярной армии, мужчина лет тридцати. Он вернулся после ремонта плохого носика. Они выковыряли его — выковыряли из стали, вползшей в доломит, и закрыли летку.

‘ Тебе когда-нибудь грустно ? — сказал он, садясь на черенок лопаты. «Время от времени я чувствую то же, что и сейчас, например, говорю им, чтобы они взяли их чертову работу, и — Вы потеете и обжигаетесь, и напрягаете свои кишки, а потом они ругаются на вас — это то, что меня раздражает.

Я медленно вышел из мартеновского навеса и стал наблюдать за цепочкой — почти в четверть мили длиной — качающихся обеденных ведер. Некоторые были большими и круглыми, и наверху у них было место для кофе; некоторые были круглыми и длинными; некоторые были плоскими и квадратными. Я посмотрел на мужчин. Это была дневная смена.

«Я закончил», — сказал я себе автоматически; «Я собираюсь поесть и лечь спать. Мне не нужно сейчас работать.

Я снова посмотрел на мужчин. Большинство из них спешили; лица их несли вчерашнюю усталость и прошлогоднюю. Время от времени я видел человека, который выглядел так, как будто он мог работать на повороте, а затем немного боксировать вечером для тренировки. Таких мужчин было несколько. Остальное заставило меня сильно подумать о человеке, удерживающем себя от падения с обрыва, с медленно парализованными пальцами.

Я наступил на камень и почувствовал место на пятке, где известняк и пот вместе обожгли меня. В тот день я примчался в пять часов, и они пошли домой. Было семь двадцать. Это будет через девять с половиной часов. Мне пришлось дважды поесть, и купить пару перчаток, и зашить рубашку, и лечь спать раньше. Я живу в двадцати минутах от мельницы. Если я пойду домой так быстро, как только смогу, и позавтракаю, семь часов — это все, что я смогу проработать до половины третьего. Тогда мне придется встать, чтобы успеть пообедать, поправить рубашку и пойти на мельницу.

Интересно, сколько времени эта ночная смена серолицых мужчин с разнокалиберными обеденными ведрами будет двигаться к зеленым воротам, а приход дневной смены — сколько лет?

Вагон от гвоздильного завода остановился, как раз перед тем, как нырнуть под железнодорожный мост.

«Мне повезло».

Мне вдруг представилось, как выглядит нью-йоркское метро: его толкотня, его шум, его расфуфыренные евреи, его скорость, его запах метро. Я огляделся внутри гремящего троллейбуса. Никто не разговаривал. Вагон был по большей части заполнен славянами, несколькими итальянцами и несколькими неграми с гвоздильного завода. Всем, кроме двух стариков неизвестного возраста, было меньше тридцати пяти. Они держали свои ведра на коленях или ставили их на пол между ног. Шесть или восемь спали. Остальные сидели тихо, с распущенными ногами и шеей, с открытыми глазами, неподвижными, тусклыми, ни на чем не сосредоточенными.

III

Прошел еще один день, рубя золу в яме. Я пытался придумать для себя убедительные или угрожающие вещи, которые я мог бы сказать плавильщикам, чтобы позволить мне работать на полу. Рядом со мной работал проницательный человечек с усами.

«Вы когда-нибудь работали на полу?» — спросил я.

– О да, – сказал он, – чертовски жарко; к черту деньги!»

Вам платят на два цента больше за час на этаже. Без двадцати пять я поднялся наверх к своему шкафчику. Дик Ребер, старший плавильщик, остановил меня. «Ночью нужен человек; хочешь работать? — сказал он. «Всегда коротко, знаете ли, на этом чертовски длинном повороте».0016

— Конечно, — сказал я.

Это был один из способов получить повышение, подумал я и задался вопросом, как я продержусь еще четырнадцать часов сверх десяти, которые у меня были.

«Бей!» — закричал плавильщик.

Джек и я взяли наши плоские марганцевые лопаты и побежали в галерею. Мы постучали наконец. Этот дым варился двадцать два часа. Ник стоял на коленях на пропитанном водой мешке, на краю горячего водостока. Он копал грязь в летке остроконечным стержнем и ругался на жаре. Каждые несколько минут носик прожигал мешок до колен. Он вставал, складывал мешок и снова становился на колени.

Наконец, металл вырвался наружу маленькой струйкой размером с два пальца. Ник увернулся назад, и поток раздулся до шестидюймового потока.

‘Эй! Кран!»

Пит Грейсон вышел и что-то очень настойчиво кричал на карьерный кран. Ковш подошел ближе; мы могли почувствовать усилившуюся волну тепла.

Он посмотрел на нас и поднял два пальца. Это означало, что обе кучи марганца, которые лежали на галерее рядом с краном, должны были быть засыпаны лопатой.

— Хеу! — закричал плавильщик.

Джек и я прыгнули вперед к марганцу, и наши лопаты заскребли по железной галерее. Я видел, как Джек хлопнул себя по голове, чтобы потушить небольшое пламя, вспыхнувшее на платке, обмотанном вокруг его шеи. Я ударил несколько искр, которые ужалили мою правую ногу.

В этой жаре было что-то странное. Подошвы ног — какого черта должна так гореть галерея! В воздухе витал пылающий газ — мои ноздри, казалось, горели, когда они вдыхали его. Это отличалось от большинства марганцевых лопат. Мое лицо сияло от единой концентрированной боли. Что это было ? Я видел, как Джек яростно копался в середине второй кучи. Мы закончили его в панике.

– Что случилось с этим проклятым ковшом? – спросил я, когда мы отдышались в проеме между печами.

«У носика была дырка посередине, — сказал он, — ковш внизу, смотри!»

Да. Шамот горловины поддался, и образовавшаяся в середине дыра пропускала металл. Это вынуждало, чтобы поймать сталь, подводить ковш так близко, чтобы часть его оказалась под платформой, на которой мы работали. Жар и газ от раскаленной стали в ковше согревали наши ноги и ударяли в лица.

— Вот забавная вещь, — сказал я, глядя вниз. Одна из искр, попавших в мои брюки, прожгла вокруг, очень аккуратно срывая манжету и дюйм или два брючины. Это можно было сделать ножницами.

IV

Я вышел из мельницы, насвистывая и чувствуя себя почти «на гребне». Я отработал их «чертовски длинный ход» и выдержал. Все было не так уж и плохо, если не считать того ковша, который попал под марганцовку. Я съел обильный завтрак и забрался в постель с улыбкой на губах.

Будильник звонил несколько минут. Я повернулся, чтобы выключить его, и обнаружил, что иглы вонзаются во все мышцы моей спины. Я с трудом поднялся на локте. У меня была «адская голова». Тревога все еще работала.

Я с трудом поднялся с кровати и выключил его; встал и попытался подумать. Довольно скоро меня как ломота пронзила мысль: это было «четырнадцать часов». Это было начало через пятьдесят пять минут, четырнадцать часов закоулков — и горячих половников, и — о, черт! — Я снова сел на кровать и приготовился снова поднять ноги.

Затем я встал, яростно вымылся, накинул одежду и спустился вниз, на полуденное солнце.

Внизу у ресторана я встретил третьего помощника на восьмом.

— Длинная очередь была бы не так уж плоха, если бы не было следующего дня, — сказал он с какой-то улыбкой.

На мельнице была банда злых людей; все пошло не так; все были злы и устали; их нервы ошибались за них.

— Если бы это было в следующее воскресенье! — сказал я.

– Здесь нет воскресенья, – ответил он. «Двадцать четыре часа между двумя рабочими днями — это не воскресенье».

Я обдумал это. Компания говорит, что они дают вам один выходной каждые две недели. Но это не выходной день где-либо еще. Двадцать четыре часа между двумя рабочими днями. Вы заканчиваете свою ночную неделю в семь утра воскресенья, только что проработав неделю из одной двадцатичетырехчасовой смены и шести четырнадцатичасовых. У вас есть все время с этого момента до следующего утра! Ура! Как вы будете его использовать? Если вы делаете обычное дело, завтракаете и ложитесь спать на восемь часов — это приносит вам пять часов. Ты будешь спать всю ночь? Вы выспались. Да, но в семь будет десятичасовая очередь. Вы ложитесь спать в одиннадцать, чтобы выспаться до своей очереди. Там вечер впереди! Ура! снова. Но кто делает нормальные вещи? Либо рыдаешь сутки напролёт, — она у тебя всего два раза в месяц, — либо сутки спишь, если неделя была скверной. Или — и это обычное дело в Бутоне — вы раздражаетесь на систему и не выходите на неделю.

‘Эй, ты, дай мне джиггер, быстро. Десять тысяч».

«Хорошо», — сказал я и отключил свой разум на весь день.

Обычно у меня были плохие слова и неприятные взгляды от «Коротышки». Джек называет его «этот грязный бабник». Однажды поздно вечером он достал нож и, говоря, многозначительно потрогал его. Поэтому я всегда смотрел на него всеми глазами, которые у меня были.

Однажды мы вместе перегребали марганец над горячим ковшом, и я заметил, что он был в плохом настроении. Мы закончили и прислонились к перилам.

— Еще шесть дней, — сказал он очень тихо.

Я поднял голову, удивленный его голосом.

«Что ты имеешь в виду?»

«Еще шесть дней на этой неделе, я уволюсь с этой чертовой работы». черт!»

«Какую работу вы теперь получите?»

«Не знаю, не знаю; любая работа лучше, — сказал он очень горько.

Приняв идею бросить курить, шесть дней было слишком много, чтобы терпеть. Чуть позже Джок был готов сделать переднюю стенку. Он увидел Коротышку и сказал: «Принеси мне крючок и ложку».0016

Коротышка встал и посмотрел на Джока с крайней злобой на лице. — Возьми свой — — крючок и ложку сам.

Джок был очень удивлен и ответил: «Кто ты, черт возьми?»

А потом его уволили.

Это уже второй «выход из сумасшествия», который я видел. Чувство похоже на нарастающее иногда в армейских рядах желание «послать их к черту», ​​результат накопленных ядов переутомления, долгих часов работы, перенапряженных нервов, «воинской дисциплины». мельниц»

Наконец-то субботний вечер. Все чувствовали приближение воскресенья, а впереди двадцать четыре часа пьянства или манящего сна. Другая смена запустила печь в три часа. Возможно, мы больше не коснемся, и об этом было приятно подумать. Мы прошли переднюю стенку и горячую заднюю стенку, как будто это было веселее, чем бильярд.

‘ Берегись меня; У меня есть de ‘il in me’ от Джока, скотч сначала на номер 8.

Я посмотрел вверх, и у сумасшедшего дурака была ложка — они весят больше ста — между ног, волоча ее, как ребенок с метлой. Когда он подпрыгнул на разбитом кирпичном полу, он завопил, как мужчина, преследующий гунна.

– Кто из вас маун, может лизнуть шотландца? – воскликнул он, роняя ложку на пол.

— Это лучшее, что вы можете показать на номере 8? — медленно спросил Фред. Он нырнул за талию Джока и притянул ее к себе, хотя шотландец одной рукой пытался разорвать его хватку, а другой оттолкнул противника от лица. Когда Фред крепко сжал его, он поймал одну из выбившихся рук Джока, медленно согнул ее за спиной и изобрел молотковый замок.

«Ты не джентльмен», — от боли; «Вы прерываете мою работу».

Фред расслабился, а Джок отпрыгнул.

«Подойди к хорошей печи и сразись с ней!» — крикнул он издалека.

Зарядная машина в своем вечном механическом тремоло протряслась мимо и остановилась. Джордж соскользнул со своего места и подошел к банде Номер 8.

‘Ну, Фред, как, черт возьми, мир использует тебя?’

‘Спроси меня об этом завтра’.

‘Ну, ребята, спокойной ночи; Я мертв уже сорок минут».

Он подобрал доску длиной около шести футов и шириной около шести дюймов. Он осторожно лег на нее и через минуту уснул.

Несколько минут я смотрел на него с завистью. Внезапно мне пришло в голову, что доска лежит над щелью в полу. Это было отверстие, через которое поднимаются и опускаются трубы, присоединяющиеся к газовому клапану. Когда газ перемещается с одного конца печи на другой, трубы выходят через щель на высоту в несколько футов от пола. Наконец Фред сделал то же открытие, и его лицо расплылось в широкой улыбке. Он продолжал смотреть на Джорджа, его ухмылка стала шире. Наконец он повернулся ко второму помощнику.

— Бросай ее, — сказал он.

Ник щелкнул выключателем. Медленно и легко поднялись трубы клапанов, опасно подняв Джорджа и изголовье его кровати в воздух.

Огромный и плохо сдерживаемый крик раздувался и готовился вырваться из свидетелей. Джордж спал, и температура в постели преодолела сорок пять градусов. Еще через секунду оно скатилось с трубы, и Джордж, испуганный, полусонный и сильно съежившийся, покатился по поду печи. Прошло несколько секунд, прежде чем он оправился от ненормативной лексики.

Чистая радость от этого события распространилась на всю смену.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *